О как! Вежливый мальчик! Главное, нашел с кем разговаривать и чему команды отдавать! Хотя… если вспомнить общепринятое выражение «шевели плюшками» – или нет? – в общем, нужно активно работать хлебобулочными изделиями, что, по моему мнению, непростительное оскорбление продукта!
Додумать и повозмущаться мне не удалось, потому как эльфы, не сговариваясь, вынесли меня с приданым за дверь в темпе вальса и протанцевали на выход, не выпуская меня из-под контроля.
Вслед нам доносился нежный трубный рев слона в брачный период:
– Я буду ждать вас!
И мне стало та-ак обидно! Вот за весь женский пол обидно – и все тут!
Пользуются, понимаешь, нашим неуемным и неистребимым романтизмом направо и налево без возмещения ущерба амортизации!
Я дождалась удобного момента, когда мое драгоценное создание оставили в покое и отпустили на волю, покровительственно похлопав по плечу и сообщив:
– Больше не теряйся! – в придачу ко всему попытались придать ускорение моему хрупкому организму.
На сие зловредное изречение, подкрепленное ударом по пятой точке, я мило улыбнулась, и эльфов перекосило. Самый смышленый – Болисиэль тут же отодвинулся подальше и спешно прикинулся окружающей средой. Но зуб у меня вырос не на него, а на некоего брюнетистого соблазнителя бегемотиков, поэтому, наплевав на воспитание и пару раз вдогонку плюнув на вбитые с младых ногтей приличия, я залепила ему увесистую пощечину:
– Это тебе за обман!
– Ты спятила?! – заорал Магриэль, держась за щеку. – Ты что творишь?!
– Не творю, – поправила я, цепким взглядом оценивая нанесенный ущерб, – а борюсь за справедливость во всем мире!
После этого заявления я приосанилась и немножко погордилась собой и своими принципами. На этом бы все и закончилось, но коварный соблазнитель толстушек решил продолжить выяснение отношений:
– Леля, ты что – ревнуешь? – и расцвел блаженной улыбкой дауна.
Озадаченно прикусив губу и подивившись, как все же раздутое самомнение мужчины подвигает женщин на исправление внешнего вида, залепила вторую пощечину.
– За что?! – завел свою шарманку богом обиженный Магриэль, схватившись за вторую щеку.
– Не за что, – наставительно заметила я, разглядывая плоды своих усилий, – а от кого!
– Что значит – от кого? – поинтересовался Лелигриэль и на всякий пожарный случай отодвинулся подальше.
– Это значит – получи приз от Гринписа! – безмятежно заявила я, полностью уверенная в своей правоте. Ухмыльнулась. – Это такие защитники природы.
– А они-то тут при чем? – вытаращился на меня брюнет и даже отнял ладошки от пострадавших мест.
– Видишь ли, охмуряемая тобой Маргаритка гордо носит имя цветка и ассоциируется у меня с милым гиппопотамчиком в брачный период, – развела я руками.
– Все бабы – дуры! – неосторожно подвел черту Магриэль и подписал себе сто пятый смертный приговор.
Выслушав общеизвестную, но в корне неправильную сентенцию, я ножкой изящно задвинула в дальний угол жалкие ошметки совести, правил приличия и воспитания и влепила от души третью оплеуху.
– Вевя! – заорал обманутый в лучших чувствах осколок мужского шовинизма. – Фесас за фто или от кофо?
– А Бог троицу любит! – припечатала я. – Чтоб было. Нам, дурам, все простительно. Что с нас, баб, взять? Волос долог, ум короток… но прошу учесть – у нас длинные и крепкие руки… и ноги, – добавила, покосившись на свои нижние конечности.
– Лелечка, если ты закончила буянить, может быть, мы все же дойдем до караван-сарая? – тихо прошептал Болисиэль, рассматривая умиленными глазами сцену убиения мной, грозной, недотепистого сына эльфийской природы.
– Да-да… Мы его потом повоспитываем! – полушепотом клятвенно пообещал Лелигриэль, прижимая руки к груди и глядя на меня умоляющим взором. – Мы его научим всех любить и уважать!
– Родина на первом месте! – уподобившись Жанне Д’Арк, пламенно заявила я и отправилась в каком-то направлении, уверенная: если ошибусь, то меня обязательно повернут в нужную сторону.
В силу сложившейся традиции мы немножко поплутали, намотали положенные семь верст, полаялись, помирились после моей угрозы: «С места не двинусь!» – и усугубления телесного ущерба ляганием и пинанием, когда они попытались меня сдвинуть и отнести. В общем, дошли весело и практически без приключений.
Караван-сарай встретил нас необъятными размерами и неуемной суетой. По широкому двору внутри громадного приземистого здания носились люди и нелюди, передавая друг другу бумаги и указания, обмениваясь впечатлениями и обсуждая происходящее. Настоящий муравейник! С большим трудом мы отловили мелкого вертлявого мальчишку-посыльного.
Внимательно выслушав наши вопросы, нетерпеливо суча ногами и даже изредка подпрыгивая на месте, парнишка ткнул грязным пальцем в сторону небольшой резной дверцы справа и важно сообщил:
– Туда ступайте, мадам Мари Лэвэ разберется! – И дал деру.
Имя местного менеджера показалось мне подозрительно знакомым. Я никак не могла вспомнить, где и когда я его слышала. Хотя «лэвэ» наводило на определенные ассоциации и навевало грустные воспоминания о моем банковском прошлом.
Как только замаячила светлая мысль в глухом тупике уставших извилин, меня снова потащили сдавать, будто стеклотару. Мысль испугалась подобного натиска и безвременно затонула в Марианской впадине мозга, не донеся нужную информацию.
Ворвавшись в маленькое квадратное помещение, отгороженное войлоком и обильно уставленное позолоченной мебелью в завитушках, кругом застеленное и завешанное коврами, мы с трудом обнаружили посреди пестрого великолепия маленькую фигурку, сидящую около инкрустированного столика. Замотанная до самых глаз в переливчатые многослойные шелка изящная женщина с красноречивым именем спокойно попивала чай из тонкостенной расписной пиалы. Лукаво постреливая насурьмленными глазками, она молча ждала объяснений внезапному набегу.