– А че, сильно приперло? – нахально заметил грубиян. – Практики не хватат? Пособить?
У меня от такой наглости не то что слова пропали, а и все мысли откинули коньки. М-дя-а… и, похоже, повредили лезвиями этих самых коньков остатки головного мозга. Ибо ничего, кроме основательной конструкции русского устного пятиэтажного, мне на ум не шло. Но докатиться до такой степени нравственного падения я пока себе позволить не могла.
Да и, в конце концов, должно же у меня хоть что-то остаться в запасе? Это я себе говорю? Я?!! Нет уж, нашему троллю выходка тоже даром не пройдет!
– А… давай пособляй! – родилось что-то в глубине спинного мозга, которому было все пофиг, так как опасность он встречал, находясь позади груди. – А то много вас таких, теоретиков, а как до практики дело дойдет – так все в кусты! Больно говорливые вы, красавцы. Ну?!
– Кусты, говоришь? – поскреб в затылке великий практик в сексуальном обтирании дубинкой. – Ага… И впрямь, тудой-то нам и нать! Пошли, подмогнешь.
– Что я буду делать в кустах? – Серое вещество в голове заволновалось и сконденсировалось, пытаясь постигнуть неуловимый замысел тролля.
– Подмогнешь подержать, – терпеливо, как последней дурочке, разжевал мне мужчина и поманил пальцем.
Ой как мне не нравятся эти неприличные намеки!
– Зачем? – напряженно продолжила задавать вопросы.
– Одному-то несподручно, – повернулся ко мне спиной Мыр и, к счастью, не видел моего перекошенного лица.
Это что у него там такое неподъемное, если самому никак? Надеюсь, это все же не то, о чем я думаю? Ведь если да, то мне хана, или как там правильно называется переход из живого и шевелящегося состояния в мертвое и ко всем прелестям природы равнодушное?
– Ты о чем? – Продолжая допрос, я осторожно начала отходить подальше.
Мыр повернулся, поглазел на меня, до чего-то додумался и с возмущением сказал:
– Ну и девки нынче пошли! Токо об энтом и думають! Некада мне с тобой обжиматься, скора эти очухаются! – И показал пальцем на замотанных в подобие бурнусов храпящих мужиков.
– И в чем дело? – заклинило меня. – Ты свидетелей не любишь?
– Дура! – вызверился тролль, потеряв терпение. – Это – бейоны! Оне бабами торгуют. Бумаги имеют. Охфицыальные. А мы их таво… тыранем.
– Понятно, – покивала я головой и осела на землю. Ноги почему-то подкосились и перестали держать.
А ларчик просто открывался… Действительно, зачем сдуру огород городить, если можно попасть в столицу с официальными документами. Да… а счастье было так близко…
– Лель, ты че? – оказался около меня тролль. – Обиделася? Я это… Ну… дык…
– Ладно, чего уж, – махнула рукой я, поднимаясь с его помощью. – Сама нарвалась. Нечего было о всяком разном думать и губы как вареники раскатывать.
– Ты че, серьезно гуторила? – Глазки тролля по размеру приблизились к эльфийским. – Со мною?
– Нет, я так дико и неудачно пошутила, – соврала я, не желая возвращаться к этой теме и совершая маленькую месть.
– Ага, – согласился Мыр, принимая правила игры.
И мы пошли в кусты. Заниматься мародерством.
Время мы с ним провели… ну просто незабываемо. До утра раздевали мужиков, связывали наподобие батона вареной колбасы и затыкали рты, оттаскивая от костра в кустики подальше и маскируя полонян ветками. Так плодотворно и напряженно мне еще работать не приходилось. Немного мешала злость на дрыхнувших, как монгольские сурки, эльфов, наглотавшихся снотворного наравне с работорговцами.
Они мне за эту ночку по гроб жизни должны будут!
Драла сердце обида на весь окружающий мир за испоганенную мечту.
Хотела романтических прогулок под луной – на тебе полной мерой и через край, гуляй – не хочу! Получи и распишись! Сколько раз ты уже эту полянку взад-вперед пересекла? Много? Уже на ней можно зерно сеять и боронить, столько вдвоем без сохи пропахали! На всю оставшуюся жизнь хватит? Да!!! У меня теперь аллергия на ночные прогулки!
И дикая усталость… Жуткое изнеможение, от которого все члены наливаются тяжестью и тело охватывает противная слабость. И ты не можешь шелохнуться, потому что нет ни сил, ни желания двигаться.
Я сидела на голой земле, обоняя неимоверное амбре из пота, грязи и засохшей слизи, сделавшей мою одежду жесткой, словно ту изваляли в сухом цементе, а потом намочили. Волосы слиплись, сбились в колтуны и повисли сосульками. Жалкое зрелище я, должно быть, представляла. Сил не осталось совсем, меня будто высосали. Даже если бы мне кто-то предложил сейчас миллион евро за приведение себя в порядок, то послала бы я его по известному всем адресу – далеко и надолго. Такой красивой и на диво привлекательной нашел меня Мыр. Нагнувшись надо мной, он услышал:
– А мне все равно – я в танке, а танки грязи не боятся!
Не знаю, о чем он там подумал, но, когда меня сгребли в охапку и куда-то потащили, я даже не пискнула. Толку-то от моего писка и визга. Разве что уши травмировать свои и чужие. Все равно при серьезной опасности никто на помощь не придет – пищи не пищи.
Шевелиться мне было лень, и я повисла у мужчины на руках половой тряпкой, равнодушно наблюдая, как он свистнул Моню, приказывая охранять остроухих сурков, и, развернувшись, понес меня в лес.
Мысли устало шевелились, отказываясь думать и выдавая идеи одна бредовее другой.
А сейчас мы поиграем в ролевые игры. Ага. Красная Шапочка и Серый Волк. Нет, не подходит. Нету пирожков и бабушки с уютной избушкой: «Дерни за веревочку, дверца и откроется!» Хм… все опошляющие мысли занесут меня сейчас не в ту степь…
Тогда Золушка? Тоже не то: вряд ли мой сапог сойдет за хрустальную туфельку и где тут ночью разыщешь знаменитый чернобыльский овощ-мутант в качестве кареты?