– А мы на ярмарку.
Они еще немного посовещались кружком, временами отпуская в адрес скрюченной наездницы (или монеездницы?) ехидные смешки и опять утопая лицом в тесном кольце заговорщиков. Со стороны поглядеть – сенаторы точат кинжалы перед приходом Цезаря. Намитинговавшись, тролль со товарищи отвели Моня в тенек и перенесли меня туда же. Я косноязычно просила хрупкий товар не кантовать, даже соглашалась дать нарисовать на себе большую рюмку с надписью, но была непонята малограмотным населением, далеким от достижений цивилизации. Мужики скооперировались, дружными усилиями кое-как усадили хладный девичий полутруп доживать последние часы под теплым боком животного, вручили фляжку с водой и ушли. А я осталась страдать о своей несчастной доле.
Где-то примерно через полчаса доля показалась мне не такой уже тяжкой, и жизнь стала обретать новые краски. Это начали отходить, отмерзать и открючиваться застывшие мышцы, части тела и все то, что было деформировано в процессе долгой верховой езды.
С наслаждением вытянув ноги, я прислонилась к Мониному боку, хлебнула водички и принялась от нечего делать обозревать окрестности, куда занесла меня нелегкая. В этот раз судьба занесла, дала пенделя и оставила меня на окраине большого села, куда стекались аборигены на ярмарку. Недалеко от моего месторасположения вдоль старинного тракта сновали туда-сюда пешеходы (изредка, на плечах много не унесешь), пускали пыль в глаза (буквально) лихие всадники и, безбожно скрипя, проезжали медлительные воловьи повозки – груженые туда и порожняком оттуда.
Основную массу покупателей и продавцов составляли люди. Чаще всего – селяне, одетые в мешковатую одежду неброских цветов. На мужчинах – обычные полотняные штаны и рубаха, головы от палящего солнца прикрыты широкополыми шляпами из крашеного толстого фетра, чаще всего коричного, темно-серого или горохового колера. Женщины щеголяли в длинных юбках, блузах и платках всевозможных цветов. У многих одежда была украшена замысловатой вышивкой.
Иногда в сторону ярмарки проскальзывали эльфы – именно что проскальзывали! – пару раз я заметила гоблинов и одного демонстративно бездельничающего орка. Все они спешили на торжище с пустыми руками, видимо, за покупками.
Вскоре на меня начали обращать внимание. К моему лежбищу по очереди приближались три-четыре тройки дюжих молодцев деревенской наружности, в цветастых рубахах, плиссированных штанах и начищенных сапогах. Все как один с модной в их местности прической под старорусского приказчика: волосы на прямой пробор и свисают по обе стороны лица. Для верного сердцепронзающего результата пейсы щедро смазаны маслом. Надо признать, цветовая гамма их праздничной одежды тыкала пальцем в глаз моего художественного вкуса и сильно его тем обеспокоила (и вкус, и глаз!), вызывая раздражение кричащей несочетаемостью расцветок и стиля. Больше всего мое хрупкое девичье воображение поразил один из деревенских щеголей, упакованный в зеленую рубаху, щедро разукрашенную поросячьего цвета умопомрачительными розами. Это великолепие прекрасно оттеняло его пышущее здоровьем лицо, радующее взгляд чахлого городского жителя ярким свекольным румянцем. Кстати, по фактуре и объему парень сильно походил на популярного деревенского жителя с пятачком вместо носа и раздвоенными копытцами (про холодец я не буду!).
Ужас какой! Мыр даже с зеленой кожей и выступающими клыками не производит такого отталкивающего впечатления! И что это я о нем так часто думаю? Не к добру это!
Так вот. Пока селяне страдали нервным тиком на оба глаза, нагло выдаваемым ими за игривое подмигивание, все было спокойно и мырно… извините… мирно.
Это диагноз! М-дя…
Но как только кто-то из них преступал одному Моню известную черту и пытался приблизиться к объекту, то есть ко мне, и, как я сильно подозреваю, пригласить меня прогуляться к соседнему высокому стогу или на сеновал, смотря где у них по обстоятельствам проходят эротические тусовки трое на одного… В ту же секунду зверюшка поворачивала в сторону кавалера свою приплюснутую морду и издавала хлюпающие звуки, смачно облизываясь и всем своим видом показывая, как она жаждет познакомиться кое с кем и заодно сытно пообедать. Поклонники, уважительно оценив остроту и количество зубов плюс размер пасти, валили с глаз долой в неизвестном направлении в поисках более сговорчивых и безопасных объектов.
– Монь, – позвала я стража.
– Гы? – откликнулся тот.
– Ты мне так всех женихов распугаешь, – попеняла ему. – И останусь я молодой и незамужней! Девушка пусть один раз, но должна сходить замуж… хотя бы для того, чтобы понять – женщинам там плохо. И больше не повторять своих ошибок. А с тобой рядом я такой ошибки совершить не смогу!
– Гы-гы-гы! – высказался в ответ Монь, придав своему гыканью интонацию «а оно тебе надо?».
– Может, и не надо, но положено, – разъяснила непонятливому зверю.
Монь беседу на эту тему вести отказался и, мечтательно положив голову на лапы, похоже, задремал. В то время как я раздумывала, чем бы мне заняться от скуки и скоротать время, вернулись наши мужчины, груженные какими-то предметами неизвестного назначения.
– И года не прошло, – проворчала я, чтобы первое слово осталось за мной.
– На-кась, – сунул мне Мыр в руки липкого петушка на палочке. – Сладко! – И улыбнулся.
– Э-э-э… спасибо, – выдавила из себя я, не ожидая подарка.
Это мне рот затыкают или челюсти склеить хотят? На предмет молчания?..
И вдруг в мою голову (не иначе солнце напекло) пришла мысль, что это просто знак внимания, от чистого сердца. Я устыдилась своей подозрительности и лизнула леденец.